Женушка Андвари

повесть Локи, записанная Элизабет Вонгвизит, Отрывок из книги «The Jotunbok»

Вот уже много лет Локи и приемная дочь Ньорда любили друг друга, однако Ньорд был верен своему решению: Сигюн выйдет замуж лишь тогда, когда будет к этому готова.  Но наконец настало пятнадцатое лето в жизни Сигюн, и Ньорд дал Локи свое благословение. Локи тотчас поспешил к Сигюн и попросил ее стать его женой, и та согласилась с радостью и восторгом. И было решено, что свадьбу сыграют через полгода.

Но до того, как настанет этот счастливый день, Локи очень хотел найти для своей юной невесты свадебный дар — какую-нибудь красивую и редкостную вещицу, чтобы Сигюн, глядя на нее, всегда вспоминала о нем. Сигюн любила драгоценности, хотя и не потому, что они разжигали в ней алчность: скорее, она восхищалась ими с детским восторгом. И Локи решил, что принесет ей такой подарок, при виде которого все обитатели Асгарда поймут, наконец, как велика и искренна его любовь. Играть эту свадьбу по йотунскому обычаю, как когда-то с Ангрбодой, Локи не собирался, но все же хотел, чтобы его новая жена носила тотем его клана — Клана Молнии. И надумал он заказать для Сигюн браслет у двергов, величайших ювелиров всех Девяти миров. Он попрощался с Сигюн, заверив ее, что отлучается лишь ненадолго, и направился в Свартальвхейм на поиски кузнеца, способного выполнить его непростой заказ.

Добравшись до Нидавеллира, великого подземного города двергов, Локи долго бродил по улицам, пока, наконец, не решился заглянуть в таверну, битком набитую горожанами. Дверги встретили его с любопытством, но не без подозрений: хоть они и привыкли иметь дело с чужеземцами и обычно принимают их радушно (особенно тех, у кого кошелек потолще), все же некоторые из них знали, кто такой Локи, потому что слава о нем уже разнеслась по всем мирам. Так что поначалу никто не желал отвечать на его расспросы, но Локи, не смутившись, выставил угощение всей компании и принялся сыпать шутками и занимательными историями: рассказчик из него был не хуже самого Браги. Тогда дверги, охочие до рассказов о дальних странах (не говоря уже о выпивке), оттаяли и принялись громко требовать еще и еще. А Локи, хоть и прибыл по серьезному делу, всегда был не прочь покрасоваться у всех на виду, да и сума его была туго набита золотом из сундуков разных асов и асинь (никто из которых, разумеется, его бы за это не осудил: ведь он был побратимом владыки всего Асгарда и вот-вот собирался взять в жену одну из их числа), так что веселая попойка со смехом и песнями затянулась далеко за полночь.

Между тем один дверг так и не присоединился к общему веселью: весь вечер он просидел в углу, то и дело поглядывая на Локи оценивающим взглядом. Не сказать, чтобы Локи этого не заметил, но хмельное и крепкое двергское пиво так ударило ему в голову, что вскоре он и думать забыл об этом странном наблюдателе. Выбравшись из таверны только на рассвете, он едва держался на ногах и мог припомнить разве что один совет, поданный вроде бы кем-то из давешних собутыльников: «Ступай в самую глубокую пещеру под горой Чистого Ручья. Там найдешь вход во дворец Андвари. Это самый старый и самый искусный золотых дел мастер во всей нашей стране».

На поиски этой пещеры он и побрел, изрядно пошатываясь и не замечая, что следом за ним по туннелям подземной страны крадется какая-то тень. Мало-помалу преследователь настиг его и, обогнав, скрылся из виду, но Локи и тут ничего не заметил. Двергское пиво было ему в новинку, а выпил он куда больше, чем стоило бы. Перед глазами все плыло, голова раскалывалась, желудок бунтовал, и больше всего на свете Локи хотелось прилечь (или даже, возможно, свернуться калачиком) и умереть на месте. Но мысль о том, как просияет Сигюн при виде браслета, снова и снова заставляла его оторвать ногу от земли и сделать еще один шаг. Так, шаг за шагом, он и доплелся, наконец, до горы Чистого Ручья, у подножия которой разлилось глубокое озеро, холодное и прозрачное, как хрусталь. Подойдя к берегу, Локи остановился — полюбоваться на свое отражение. Волосы его были дико всклокочены, зеленые глаза помутнели, веки набрякли, и весь он выглядел так, словно его переехало телегой. Но Локи лишь поплескал себе в лицо водой, пару раз провел пятерней по волосам, глубоко вздохнул и почти уже совсем твердым шагом приблизился к двери, которая вела в подгорные пещеры и к жилищу Андвари.

На стук дверь отворилась, и перед Локи предстал один из многочисленных отпрысков кузнеца — какой-то дверг-недоросль с едва начавшей пробиваться бородкой.

— Добро пожаловать, путник, — вежливо произнес он. — Кто ты и что привело тебя в дом моего отца?

— Я Локи, сын Лаувейи, — слабым голосом ответил путник. — Я пришел из Асгарда, ибо слух о великом искусстве Андвари-златокузнеца достиг моих ушей даже там.

И он улыбнулся, как ему казалось, с неотразимым очарованием — и так оно, по большей части, и было, если бы впечатление не подпортили пивные пары, едва не сбившие юного дверга с ног, когда гость подошел ближе. Сын Андвари поспешно отступил на шаг, но нашел в себе силы хотя бы не помахать рукой перед носом.

— Заходи, — сказал он, придержав дверь перед этим странным и, очевидно, пьяным в доску йотуном: по одежде бросалось в глаза, что гость знатен и богат.

Следуя за юным двергом, Локи долго петлял по коридорам, пока, наконец, очередной туннель не вывел их в просторную пещеру в самом сердце горы. Локи помедлил на пороге, чтобы дать глазам приспособиться к тусклому свету. Одну стену целиком занимал исполинский кузнечный горн. В центре зала возвышалась наковальня, а по остальным стенам были развешаны всевозможные инструменты — от огромных, тяжеленных молотов до крошечных ювелирных щипчиков. А под потолком… Локи моргнул и пришел в такое изумление, что головную боль как рукой сняло. Из-под потолка свисали на цепочках перстни и фибулы тончайшей работы, драгоценные камни в изысканных оправах, кубки и рога для питья, отделанные золотом, кинжалы и мечи с рукоятями, инкрустированными серебром, и части доспехов, поблескивавшие в свете жарко пылавшего горна. «Похоже, я и впрямь нашел того, кто мне нужен», — подумал Локи, таращась во все глаза на развешанные над головой сокровища, а те знай себе покачивались на своих цепочках, не обращая внимания на пришельца.

От восхищения и пива, все еще бродившего в крови, Локи едва не рухнул на колени, но вовремя успел схватиться за дверной косяк. Он не сразу заметил, как из полутьмы навстречу ему выступил тот самый дверг, что давеча наблюдал за ним в таверне. Но затем в глазах снова прояснилось, и Локи широко улыбнулся хозяину всего этого великолепия.

— Так, значит, ты сам же и посоветовал мне тебя разыскать! Ловко проделано! — Дверг лишь молча кивнул, а Локи, чуть подавшись вперед на нетвердых ногах, продолжил: — Ты уже знаешь, кто я. Я хочу заказать тебе одно украшение — браслет для моей будущей жены, Сигюн, дочери Ньорда. Я хочу, чтобы этому браслету дивились все Девять миров. Я принес золото Асгарда, — добавил он, — и могу заплатить тебе очень щедро.

Старый кузнец ухмыльнулся так, что Локи едва не вздрогнул: таких улыбок на лице двергов он еще видал. Между тем Андвари подступил ближе: будь он на пару голов повыше, хозяин и гость стояли бы теперь прямо лицом к лицу. Многозначительным взглядом дверг смерил Локи с головы до пят и от пят — до самых кончиков его огненных волос.

— А чем еще ты готов заплатить мне, сын Лаувейи, если я скажу тебе, что золота у меня и так предостаточно, но кое-что другое все-таки может послужить достойной наградой за мои труды?

Локи приподнял бровь; губы его изогнулись в ленивой улыбке.

— Я готов… скажем так, продолжить переговоры, — промолвил он, и, как ни странно, это была правда. В конце концов, Сигюн вовсе не обязательно знать, как именно он добыл ей свадебный дар. Он только боялся, как бы не сплоховать перед двергом: в ушах у него шумело, а от горна шел нестерпимый жар — не помогала даже кровь огненных великанов, по крайней мере сейчас. Не столько желая показать товар лицом, сколько спасаясь от жара, Локи расстегнул и сбросил плащ, расшнуровал ворот рубахи и стянул ее через голову. Старый дверг жадно следил за каждым его движением, словно ощупывая взглядом его стройное тело. «Да, я красив, — самодовольно подумал Локи, — и не имею ничего против хорошей сделки. Что сгодилось для Ванадис, сгодится и для меня».

— Проходи и садись, дружище. Потолкуем. — Дверг указал на пару стульев, стоявших прямо у огня. — Выпьем за твое здоровье и за нашу сделку… ну и, конечно же, за твою будущую свадьбу с госпожой Сигюн, — добавил Андвари, и Локи ничего не оставалось, как подчиниться, хотя в голове у него гудело и перед глазами уже опять поплыли круги. Они сели; Андвари придвинулся чуть не вплотную и положил руку ему на колено. Локи не стал отстраняться. Он смотрел на дверга, глупо ухмыляясь и гадая про себя, удастся ли на собственных ногах дойти до постели, в которую Андвари так недвусмысленно вознамерился его уложить.

— Моя жена умерла несколько лет назад, и мы с сыновьями остались одни, без хозяйки в доме, — продолжал тем временем дверг, но Небесный странник его не слушал: все силы уходили на то, чтобы не показать, как ему худо.

Андвари вручил ему рог, увенчанный шапкой пены, и от вида и запаха пива Локи едва не вывернуло наизнанку, но все-таки он заставил себя сделать крошечный глоток.

— Ну кто же так пьет? — укоризненно покачал головой дверг, и Локи пришлось отхлебнуть по-настоящему… а потом еще раз… и еще.

— За свадьбу! — воскликнул Андвари, и Локи словно издалека услышал свой собственный голос, эхом подхвативший здравицу. Потом они повторили. Когда рога опустели во второй раз, все стало хуже некуда. Локи, правда, ухитрился встать, бессвязно бормоча что-то, а дверг кивал и что-то ему отвечал. Было сказано нечто важное, но что? Локи снова услышал свой голос, соглашающийся на какую-то сделку; в вязком тумане, заполнившим голову, мелькнула мысль, что он сейчас он не в том состоянии, чтобы что-то обещать, не говоря уже о том, чтобы показывать чудеса доблести на ложе, но, с другой стороны, так ли уж это важно? Андвари взял его за руку и куда-то повел. Последним, что он запомнил, была довольная улыбка, игравшая на губах дверга.

Локи очнулся в постели, но совершенно один. Голова разламывалась от боли, в висках стучало. Язык словно шерстью оброс. А желудок!.. Не открывая глаз, Локи перекатился набок и свесил голову за край ложа. Кто-то заботливо подставил ему ночной горшок. Закончив с самым неотложным, Локи разлепил глаза: перед ним столпилась кучка молодых двергов, совсем еще мальчишки. Старший, тот самый, что накануне встретил его у дверей, все еще держал в руке горшок, но под взглядом Локи поспешно поставил его на пол.

— Матушка! — хором восклинули мальчишки.

Локи молча уставился на них. «Когда это я успел наплодить целый выводок двергов? И сколько же я проспал?» Тут он заметил, что собственная его одежда исчезла, а облачен он в сорочку. Волосы как будто стали длиннее, а тело… о! Локи сообразил, что ночью в какой-то момент сменил облик на женский, но об обратном превращении сейчас нечего было и мечтать — с такого-то похмелья! «Ну, и что теперь делать?» — раздраженно подумал он и, запахнув ворот сорочки (не столько из скромности, сколько пытаясь дать выход беспокойству), тонким голоском просипел:

— Где Андвари? Приведите сюда вашего отца!

Один из юных двергов метнулся за дверь, и уже через несколько секунд на пороге маленькой спальни появился Андвари.

— Ага, вижу, ты уже проснулась, дорогая. Хорошо. — Он подошел к кровати и одарил Локи нежным супружеским поцелуем. Локи лишь недоуменно вытаращился на дверга.

— Ступайте, дети, — прохрипел он. — Мне надо побыть с вашим папой наедине.

Юные дверги неохотно поплелись к двери, с любопытством оглядываясь. Дождавшись, пока дверь закроется за последним, он вздохнул и спросил напрямик:

— Что все это значит, Андвари? Я не понимаю! — Он обвел рукой комнату, заодно осматриваясь. На стенах были развешаны женские наряды, на столе стояла открытая шкатулка с драгоценностями, рядом с ней виднелась связка ключей, и надо всем этим возвышался его собственный дорожный сундук.

Андвари усмехнулся, явно очень довольный собой.

— А разве ты не помнишь? Ты попросил меня назвать цену. Мы потолковали и сторговались: я смастерю для твоей невесты самый прекрасный, самый изящный золотой браслет, подобного которому не сыщется во всех Девяти мирах, а ты заменишь мне жену на то время, что я буду работать над твоим заказом. Потом ты сменил свой облик на женский, и мы с тобой удалились в спальню, чтобы скрепить договор. — Дверг радостно вздохнул. — И вот я сегодня же приступаю к работе над браслетом. А ты принимаешь на себя обязанности хозяйки моего дома и матери моих сыновей, Локи, сын Лаувейи. То есть, дочь Лаувейи, — хихикнул он. — Так будет вернее.

Локи свирепо сощурился и стиснул в кулаках тонкую льняную простыню, но делать было нечего: он помнил, что накануне действительно согласился на какую-то сделку, а слово — не воробей. Он медленно кивнул:

— Что ж, хорошо. А теперь оставь меня: мне надо переодеться и позаботиться о твоих… э-э-э… наших сыновьях.

Андвари вышел, закрыв за собой дверь. Локи глубоко вздохнул, выбрался из постели и задумчиво уставился на платья: какое выбрать на сегодня?

Несколько долгих недель Локи послушно исполнял свои новые обязанности, во всем заменив Андвари жену. Он вел хозяйство и присматривал за всеми домочадцами: не только за самим Андвари, но и за семерыми его сыновьями (не все из которых уже вышли из пеленок), несколькими подмастерьями и слугами. Он готовил еду для всей семьи. Он прял шерсть и лен и ткал одежду. Он носил на поясе ключи от кладовых Андвари и следил за тем, чтобы слуги не отлынивали от работы. Он варил пиво и собирал мед из ульев на склоне горы; он доил коров Андвари и сбивал масло и сыр. Более того, он спал в одной постели с Андвари и не позволял себе ни единой жалобы, хотя вся эта работу по дому была ужасно скучной (да и сам Андвари после нескольких первых ночей наскучил ему донельзя). Но молодые сыновья кузнеца пришлись ему по нраву, и он частенько погружался в мечты о детишках, которых когда-нибудь родит ему Сигюн. Но до этого было еще далеко, а покамест у Локи хватало других забот: прялка да веретено не должны были стоять без дела.

Однако браслет и впрямь обещал стать настоящим чудом, и ради него Локи готов был терпеть самого младшего из сыновей кузнеца, иногда все еще мочившего себе штаны (а заодно и самого Локи, когда тот рисковал взять его на руки). Он даже готов был терпеть мимохожих двергов, которые глазели на него и тыкали пальцами, когда он, путаясь в юбках, карабкался вниз по склону с ведрами, полными молока. Сначала Андвари взял красное, белое и желтое золото и аккуратно, бережно вытянул его в тончайшие нити, не толще паутинки. Затем он сплел из них сложный узор, многократно его повторив, — три скрещенных пылающих стрелы, символ йотунского клана Локи, — и все это обвил замысловатым узелковым орнаментом. Работа и впрямь была кропотливой, так что если Андвари и медлил с ней дольше необходимого, Локи не возражал.

Понимая, что еще немного, и браслет будет готов, он радовался и с нетерпением предвкушал, как обрадуется Сигюн чудесному подарку. Между тем Андвари уже откровенно тянул время. Ему не хотелось отпускать Локи, да и жаль было сыновей: когда Локи вернется в Асгард, они станут скучать по своей «матушке». Но кузнецу казалось, что он придумал способ задержать Локи у себя под горой подольше.

И вот настал день, когда Андвари пригласил Локи в кузницу и показал готовый браслет. Тот был великолепен: светлый, легкий и с виду совсем хрупкий, но на деле прочный («точно как Сигюн», — подумал Локи). На радостях он крепко обнял Андвари и поцеловал его от души, но от него не укрылось, каким взглядом окинул его дверг, когда Локи разомкнул объятия.

— Выпьем за твой браслет и за то, что сделка наша исполнена! — воскликнул Андвари и созвал всех своих подмастерьев, слуг и сыновей, чтобы те присоединились к празднику. При виде этих дюжих двергов, обступивших его со всех сторон, Локи тотчас разгадал хитрость Андвари: кузнец собирался напоить его снова и вытянуть из него очередное обещание, а если тот заартачится, домочадцы не дадут ему уйти. Но к такому повороту дел Локи был готов.

— Как скажешь, муженек. Я как раз кое-что припасла на этот случай, — сладко улыбнулся Локи и, сходив в кладовую, вернулся с двумя огромными бутылями пива, которое сварил сам. Дверги откупорили их и, вдохнув пары, не отказались отведать, а когда отведали, то убедились, что напиток недурен, да и сам Локи в этом пригожем обличье заткнет за пояс любую из двергских жен. Они сели пить, и Локи не отставал от прочих, но на сей раз хмель его не брал. Он сварил такое пиво, какое обычно варят в Йотунхейме и к какому он сам привык, а для двергов оно было в новинку, и чтобы распробовать его как следует, пришлось выпить куда больше, чем они рассчитывали поначалу. Вскоре все захмелели, и только у Локи голова оставалась ясной.

Усмехаясь про себя, Локи наблюдал, как перепившиеся дверги слоняются по жарко натопленной кузнице, то валясь с ног, то снова вскакивая и что-то бормоча заплетающимися языками. Одни уже посматривали друг на друга волком, и Локи даже стал опасаться, как бы дело не дошло до потасовки; другие, наоборот, обнимались и, хлопая друг друга по спине, со слезами на глазах клялись в вечном братстве, а кое-кто уже громко храпел, растянувшись на полу. Наконец, Андвари, пошатываясь, подошел к своей «женушке» и с плотоядной улыбкой заявил:

— Ну что ж, дорогая моя, после радостей выпивки настоящему мужчине подобает перейти к радостям ложа.

Локи захлопал ресницами, но спорить не стал. Выбравшись из толпы пьяных двергов, они направились прямиком в покои Андвари. Тут Локи распустил свои длинные рыжие волосы и нежно улыбнулся двергу:

— У меня к тебе есть одна просьба, милый мой муж.

— Чего же ты хочешь? — Андвари уже сидел на краю постели и протягивал к нему руки.

— Чтобы ты заснул и спал долго-долго, — ответил Локи своим настоящим голосом и добавил несколько слов на древнем йотунском языке. Дверг рухнул на ложе и захрапел. Что ж… никакого вреда ему от этого не будет, зато проспится хорошенько. Вернувшись к мужскому обличью, Локи стащил с себя сорочку и юбку и переоделся в собственное платье. Затем он разыскал сыновей Андвари и попрощался с ними, пообещав, что никогда их не забудет. Молодые дверги так расстроились, что Локи даже сам огорчился. Особенно убивался старший — слишком уж он привязался к своей «матушке», но Локи в утешение пообещал ему еще кое-что. Потом он заглянул в кузницу, где все еще кутили подмастерья и слуги, и громко выкрикнул те же слова, что и в спальне. Дверги тотчас заснули, где сидели (а те, кто лежал — где лежали).

Локи взял с верстака готовый браслет, бережно завернул его в тряпицу и спрятал под одеждой. Он надеялся, что Сигюн еще не сочла его пропавшим без вести: она должна была уже привыкнуть, что он часто отлучается по делам. Так или иначе, она все равно простит его, когда он вернется и наконец-то возьмет ее в жены. Выйдя из-под горы на свет и притворив за собой дверь, Локи улыбнулся. На берегу хрустального озера он обернулся соколом, замахал крыльями и стрелой помчался прочь из Нидавеллира: в Асгарде его заждались.

Вернулся он перед самой свадьбой. Сигюн действительно волновалась, но не о том, что Локи решил ее покинуть: она боялась, что с ним могло приключиться какое-то несчастье. И она понимала, что беспокоиться об этом ей придется еще не раз. Однако она встретила Локи так же радостно и нежно, как всегда, и через несколько дней они сыграли долгожданную свадьбу. Когда Локи надел ей на руку браслет, все ахнули при виде такой несравненной красоты, а Сигюн не сдержала слёз: ведь Локи подарил ей тотем своего клана, а, значит, объявил ее своей женой и среди собственного народа, а не только среди асов, и ему нет дела до того, что скажут об этом йотуны (и его первая жена).

На брачном пиру Один подошел к Локи и негромко заметил:

— Ты добыл для своей невесты такое сокровище, какого не сыщется и в сундуках самой Фрейи! Как тебе это удалось? Не мог же ты, кхе-кхе, позаимствовать столько золота, чтобы его хватило на такой необычайный дар?

— Женский подход творит чудеса, братец, — улыбнулся Локи и больше ничего не сказал.

Наутро после того, как Локи ушел, Андвари проснулся с похмельной головой и в страшной досаде на Локи. Правда, вскоре он нашел себе жену из двергиек и был ею вполне доволен, но о своей йотунской «женушке» не забыл и всякий раз принимался рвать и метать, стоило лишь кому-то упомянуть при нем имя Локи. А со временем дверги стали рассказывать эту историю по-другому: якобы Локи сам заманил Андвари в ловушку и отобрал у него все золото, а Андвари его за это проклял.

Но сыновья Андвари убедились, что свое слово Локи держать умеет. Когда они выросли и тоже нашли себе жен, Локи навестил их — к величайшему недовольству старого кузнеца — и каждому вручил прекрасный подарок. И другое свое обещание он тоже сдержал. Когда молодая жена родила ему сына, Локи назвал его Нарви — в честь старшего сына Андвари, хотя прежде, чем Сигюн узнала, почему он выбрал именно это имя, прошло еще много лет. А когда Локи наконец рассказал ей всю правду, она рассмеялась — в точности так, как он и хотел.