Огонь и вода: очищение сауной

Отрывок из книги «Кони духов: пути шаманизма Северной традиции»

«Saunassa ollaan kuin kirkossa»

— финская пословица: «Веди себя в сауне так же, как в церкви»

sauna1

Для североевропейских народов лучшим способом очищения была жарко натопленная баня. Когда на дворе по полгода стоят лютые морозы, раздеваться и надолго лезть в лохань с водой посреди избы, продуваемой сквозняками, — по меньшей мере непрактично. Немногие счастливчики жили неподалеку от горячих источников — которые почитались как священные места; остальным же приходилось строить отдельный домик (или пристраивать специальное помещение к жилому дому), в котором можно как следует прогреться и пропотеть, чтобы выгнать из тела всю грязь. Если натащить в такой домик камней, разогреть их, а потом окатить водой, получится тот самый очистительный пар, который финны называют «лёюлю» (lōyly).

В наши дни сауна ассоциируется в основном с финнами, но археологические раскопки показывают, что подобные сооружения имелись  всех древних народов, обитавших в заполярных и приполярных областях Евразии. В Северной Европе древнейшие постройки такого рода представляли собой небольшие каменные дома с куполовидной крышей, в центре которой находилось отверстие для выхода пара, — нечто вроде индейской парной, только не временной, а постоянной. Позже стали появляться круглые или квадратные в плане строения, а в Скандинавии банную комнату иногда просто пристраивали к жилому дому. В «Саге о людях с Песчаного берега» скандинавская баня описывается как большая яма, вырытая в земле или, возможно, на склоне холма. Над каменной печью, на уровне земли, находилось отверстие для вентиляции; через него же подливали на камни.

Слово «сауна» происходит из языка саамов — коренного населения Финляндии. Как именно назывались парные у различных скандинавских и славянских народов в древности, мы знаем не всегда: современные слова — такие, как немецкое «Aufguss» и русское «баня» (заимствованное из итальянского) — имеют не настолько давнюю этимологию. Однако некоторые лингвисты указывают, что древнегерманское слово «stofa», от которого происходит современное английское «stove» («печь»), изначально означало жарко натопленную парную и, возможно, являлось эквивалентом финского «сауна». В немецком языке оно преобразовалось в «Stube», а позднее — в «Badestube» («баня»).

В Средние века на смену семейным и родовым баням пришли общественные, которые быстро превратились в центры торговли и проституции. Католическая церковь в конце концов не выдержала и запретила их, так что в большинстве местностей к западу от Финляндии сауна и все ее различные вариации на долгое время исчезли и лишь много столетий спустя были открыты заново как практики, полезные для здоровья. Из-за этого двойного вмешательства — цивилизации и христианства — сведений о религиозных ритуалах, связанных со стофой, до нас почти не дошло. Остается лишь делать догадки на основе скудных крупиц информации, сохранившихся, по большей части, лишь в финской и русской культурах, — или же спрашивать духов и разрабатывать ритуалы самостоятельно, что некоторые из нас и сделали.

Насколько мы можем судить, одна из главных религиозных функций сауны в Финляндии (а также, вероятно, и во всех остальных странах Северной Европы) заключалась в том, что это было священное место для обрядов перехода. Женщин приводили в сауну для родов; там же нередко доживали свои последние дни умирающие. Когда человек умирал, там же, в сауне, тело омывали и облачали в саван перед погребением. Кроме того, в сауне уединялись для колдовства и проводили различные ритуалы врачевания для больных. Нередко больных даже поселяли в сауне на все время болезни. Алекса, духовидица русского происхождения, сообщает, что бани «обычно ставят на окраине деревни — еще один символ их срединного положения между обычным и сверхъестественным мирами. В русском фольклоре там занимались своим ремеслом колдуны — как добрые, так и злые: в этом промежуточном пространстве они делали то, что для обычного общества неприемлемо. Мертворожденных детей хоронили под порогом бани, чтобы защитить их души, — все равно что крестили без крещения».

С сауной также связывалось поклонение предкам: считалось, что мертвые возвращаются в места, которые им нравились при жизни, в том числе и в баню, и что души их несет в себе лёюлю, священный пар. Он толковался как Дыхание Предков: само это слово изначально означало «дух» или «жизнь». (Этимологически родственное слово «lil» в языке остяков означает «душа».) Во многих отношениях сауна — это алтарь предков, что тоже небесполезно. Имелась от парной и бытовая польза: иногда в ней вялили мясо или сушили солод, коноплю и лен. Баня была дверью между мирами: на мысль о пограничном пространстве наводит уже одно то, что в сауне поддерживается равновесие между огнем и водой, наводит на мысль о пограничном пространстве.

Сауна — это место где совершаются все переходы. Туда уходят больные, умирающие и женщины, которым вот-вот предстоит родить; перед роженицей туда входит повитуха, чтобы помолиться о благополучном разрешении от бремени. Все эти критические, переломные события происходят в Доме Предков. Преданий на этот счет не сохранилось, но я сильно подозреваю, что есть особый порядок, определяющий, кто где сидит, кто устраивается ближе к огню, а кто — дальше. Ближе всех к огню сидит самый старший: считается, что он лучше всех умеет управляться с огнем и лёюли. Это естественно для сельскохозяйственного общества: чтобы согреться после тяжелой работы на морозе и в темноте, важно не только физическое тепло, но и тепло, идущее от людей, от всей общины. В более умеренном климате к вопросам гостеприимства относятся по-иному. А на дальнем севере человек, попросивший гостеприимства, мог прожить под чужой крышей целых три дня, прежде чем его выгонят. Суть в том, что и предки, и тепло, и социальные связи, и обряды перехода — все это находилось в одном и том же месте.

— Лидия Хеласдоттир

Многие обычаи, связанные с парной, сохранились и России, хотя на Западе русская баня не так популярна, как финская сауна. Геродот писал, что жители Причерноморья строили хижины, крытые шкурами, приносили в них камни, раскаляли докрасна и окатывали водой. Пар получался горячее, чем в любой греческой бане. (Кроме того, он упоминает, что на камни сыпали конопляное семя, чтобы добиться видений и пророчеств.) По словам Геродота, эта славянская парная служила для ритуального очищения перед свадьбой и после погребения умерших. При раскопках славянских поселений II века в Польше обнаружились только землянки с очагами в центре, но не отдельные постройки, предназначенные для паровой бани. По-видимому, идею отдельно стоящей бани южные славяне переняли позднее от новгородцев, когда те двинулись на юг, как упоминается о том в «Слове о полку Игореве». Новгород, северный славянский город, был центром торговли между русскими и варяжскими племенами. (Многие данные указывают на то, что русы или, по крайней мере, их правящая верхушка, имели варяжское/скандинавское происхождение. Однако есть свидетельства и в пользу обратного, так что вопрос еще не решен окончательно. Но, по крайней мере, скандинавы оказали на русов огромное влияние, даже если и не были их предками.) Археологические раскопки показывают, что древнерусская баня была в основных чертах тождественна финской сауне и ее скандинавским аналогам, так что вполне вероятно, что русские племена заимствовали ее еще в глубокой древности.

Поскольку католическая церковь в России так и не набрала заметного влияния (а православная церковь не считала баню чем-то предосудительным), традиции, связанные с баней, и соответствующие народные поверья продолжали развиваться и после перехода в христианство. В «Повести временных лет», русской летописи 1131 начала XII века, в уста святого Андрея вложено описание банных обычаев Новгорода, где он с удивлением наблюдал, как язычники «моются и хлещутся»:

Диво видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье.

Таким образом, сауна — это испытание жаром. Во многих отношениях работа с сауной — это нечто среднее между Путем аскезы и Путем испытаний. Чего здесь больше — испытания или аскезы, — зависит от того, насколько в ней жарко и с какой целью ее используют: для очищения, укрепления уз между членами общины, создания священного пространства или проверки выносливости. Кроме того, групповые обряды в сауне связаны также с Путем ритуалов. Дом Предков — многоцелевое орудие, подходящее для всего вышеперечисленного. Общинный обряд в парной — совсем не то, что использование сауны как безопасного и священного пространства для родов, и уж тем более — как сакральное место для уединенного очищения духовидца.

Если содержать баню в чистоте и святости, она может работать и как место силы. В «Повести временных лет» имеется рассказ о русской княгине Ольге, вдове киевского князя Игоря, отомстившей древлянам, которые убили ее мужа в 945 году. Князь древлян решил, что это убийство дает ему права на вдову Игоря, и послал к Ольге сватов. Та вежливо приняла послов и предложила им принять баню. Но пока те мылись, слуги княгини наглухо заложили двери в баню и сожгли ее вместе с древлянами. Вот что говорит по этому поводу Алекса:

По моему НЛГ, эта историческая повесть связана с восприятием бани как некоего духа-хранителя, защищающего Русь и русский народ от врага. Общеизвестно, что ни одному врагу за всю историю не удалось вторгнуться в Россию безнаказанно и полностью ее завоевать. (Единственное исключение — монголо-татары, да и то это вопрос спорный, потому что они поставили править русских наместников, а сами ушли.) Баня ассоциируется, во-первых, с Мокошью — священной Землей, связанной с лесом и камнями, во-вторых — с лешим, обитающим в березовых лесах, и, в-третьих, — с русалками и водяницами, духами воды. Сама Россия-Мать и есть Мокошь: молоком Мокоши называли дождь и пар, поднимающийся над землей. Хотя в русском языке есть слово «отечество», все-таки Россия всегда почиталась в первую очередь как Родина-Мать. Тайга надежно защищает ее восточные границы, а дремучие леса на западе в свое время помешали германским племенам проникнуть на земли славян слишком глубоко. Особенно густыми были леса на границах Польши с Трансильванией и Беларусью, а основные маршруты и торговые магистрали в славянских землях пролегали вдоль рек. Волга, Дон и Днепр — священные реки, связанные с традициями бани.

В пользу того, что русская баня представляла собой пограничное, маргинальное пространство, говорит и традиция, по которой в баню приходили умирать колдуны. (Надо иметь в виду, что в средневековых описаниях «колдун» похож, скорее, на шамана: ему помогают духи-союзники, ему приходится принять свой колдовской дар, чтобы не умереть, и так далее.) Говорили, что дух ведьмака не найдет покоя, если он перед смертью не передаст свои знания другим, и в этом отношении баня была очень удобна как защищенное пространство. Здесь колдун мог обучить своих преемников без утечки «магии» и не рискуя нечаянно передать магический дар ничего не подозревающему постороннему человеку, а в случае, если преемников не найдется, его дух в процессе перехода в загробный мир защитила бы сама баня. Из-за этой связи с колдунами (и с языческими верованиями: баню называли «второй матерью», почитая ее как своего рода маленький храм Мокоши, Матери-Земли) русские христиане были убеждены, что бани кишат бесами и неупокоенными духами. Говорили, что, когда все добрые христиане идут в церковь, колдун идет в баню. Тем самым подчеркивается не только представление о бане как о уединенном месте, где можно заниматься магией без помех, но и понимание бани как пережитка языческих святилищ. На этом основании любого человека, ходившего в баню в одиночку и в неурочное время — особенно после полуночи, когда власть забирали духи (злые или не очень), — могли обвинить в колдовстве.

Кроме того, в бане проводили обряды гадания и врачевания, а также ритуалы перехода. Согласно народным поверьям, именно в бане следовало рожать, потому что и роженица, и новорожденный ребенок совершенно беззащитны перед силами зла, но дух-хранитель бани настолько силен, что может отогнать любых прочих духов. Ребенок, родившийся в бане, по какой-то причине сразу же приобретал благосклонность домового и домовихи — духов самого дома, рядом с которым стояла баня. Рассказывают, что один из обычаев предписывал повитухе раздеться догола и обнести новорожденного вокруг бани, распевая заклинание, обращенное к Утренней звезде, — тогда ребенок не будет слишком много плакать. Как дом, предназначенный одновременно и для живых, и для мертвых, баня служила и для проводов покойника. На протяжении сорока дней после похорон в бане оставляли воду, водку и рушники для души умершего, а на сороковой день разводили огонь и устраивали поминальный пир. После этого все выходили из бани и переходили через дорогу, тем самым символически отсылая душу покойного в мир иной.

Из праздников с баней особо связывались день Мокоши (который приходился на позднюю осень или начало зимы — время по окончании сбора урожая, и, вероятно, более или менее совпадал с западноевропейским праздником Самайна) и канун Рождества, когда в бане проводились свадебные гадания. (Кстати говоря, невест в ночь перед свадьбой всегда, независимо от времени года, отправляли в баню для очищения паром, и по меньшей мере в одном источнике указывается, что этой церемонией заведовал местный деревенский колдун-шаман.) Итак, все говорит о том, что баня у северных народов сохраняла роль языческого святилища даже после обращения в христианство. Маленькая постройка рядом с домом, которую можно было использовать и в совершенно бытовых целях, служила в то же время и хранилищем всех воспоминаний, верований и магических практик, связывавших современность с далеким языческим прошлым.